Принцип Д`Аламбера - Эндрю Круми

Естественно, предпринимались многочисленные попытки свести всю бесконечную сложность астрономических часов к простому описанию их механизма. Однако решить эту задачу оказалось невозможно. Те, кому разрешили забраться на стену башни, чтобы поближе рассмотреть циферблат, нашли этот метод исследования совершенно бесполезным. При взгляде с близкого расстояния (утверждали эти храбрые люди) устройства, украшающие циферблат, оказываются столь многочисленными и сложными, что теряется представление об их назначении. Только с нижнего этажа можно охватить взглядом весь механизм в его целостности и выделить связные части его конструкции. Из всех, кто побывал на стене башни и сумел вблизи разглядеть циферблат, нашелся только один человек, который смог построить что-то вроде не совсем смехотворной и нелепой теории. Но теория эта касается работы одного-единственного малозначительного диска, который показывает время в Иерусалиме.

Осмотр внутреннего устройства механизма также оказался бесплодным. Вход в башню был замурован вскоре после создания и установки часов. Но один раз за всю историю нашего города власти проявили любопытство, и сложенная перед входом на лестницу стена была разобрана. За этой стеной обнаружились другие преграды, на преодоление которых ушло еще два года. Попадались там и ложные ходы, когда стену разбирали и находили коридор, заканчивавшийся тупиком. В какой-то момент возникло даже убеждение, что механизм так никогда и не будет найден. Но наконец система помещений была обнаружена, однако когда в них вошли, то не нашли ничего, кроме хаотичного нагромождения шестерней и цепей. Их исследовали несколько месяцев, но так и не сумели разобраться в хитроумных соединениях. Действительно, как можно понять назначение части машины, если не наблюдать результат ее действия? Таким образом, попытка понять устройство часов через конструкцию механизма была обречена с самого начала, поскольку, для того чтобы разобраться в движениях всех этих невообразимых шестерен, надо предварительно выяснить цель перемещений дисков по циферблату — истинному предмету исследования. Некоторые горячие головы предложили вывести из строя какие-либо части механизма и посмотреть, какое действие это окажет на движение циферблата. Этот план был, однако, признан слишком рискованным и отвергнут, поскольку отремонтировать потом механизм, устройство которого никому не известно, будет невозможно, а само повреждение часов окажется великим преступлением.

В механизме не удалось обнаружить ни маятник, ни какой-либо иной источник движения, который управлял бы ходом часов. Было постулировано, что работа часов поддерживается влияниями ветра или Солнца (хотя никто не был в состоянии объяснить, каким образом это происходит). Что же касается источника коррекции времени, то на этот счет было выдвинуто множество самых разнообразных гипотез. Согласно одной из них, прохождение Солнца мало того что дает энергию для работы механизма, но еще и управляет точностью хода (особое устройство калибровано таким образом, чтобы отмечать как период время между двумя появлениями Солнца). Более радикальной, однако, явилась идея полной независимости часов от маятника, Солнца или любого иного источника периодичности. Возможно, часы (это всего лишь предположение) воспринимают время как нечто абсолютное и несводимое к простым составляющим, то есть приблизительно так, как делает это человеческий разум, но без присущей ему неточности. В таком случае часы надо рассматривать как нечто большее, чем простой измерительный прибор — скорее как своего рода сознание, обладающее разумом и пониманием того мира, в котором оно обитает. Лично я считаю подобные спекуляции фантастическими и беспочвенными, но тем не менее остается проблема объяснения того, каким образом этот фантастический механизм в состоянии вычислять все формы движения небесных тел, не имея даже маятника для регулирования своего хода.

Имя мастера, создавшего часы, неизвестно. На этот счет были выдвинуты многочисленные предположения, но ни одно из них при ближайшем рассмотрении не оказалось соответствующим истине. Подобных часов нет нигде в мире, и поэтому невозможно проследить ремесленную традицию, ветвью которой могли бы стать эти часы. Они ни в коем случае не могут быть старше башни, на которой установлены, а самой башне не может быть больше двух-трех столетий. Эта датировка по крайней мере основана на времени постройки примыкающей ратуши. Возможно, однако, что строительство башни предшествовало строительству ратуши, а не наоборот (как полагают многие, основываясь скорее на общем мнении, нежели на твердо установленных свидетельствах). В скульптурах автоматических устройств прослеживается влияние славянского искусства, но это ничего не говорит о самих часах, так как обычно механизмы и украшения изготовлялись независимо друг от друга. Что же до циферблата с его наложенными друг на друга дисками и лимбами, то в нем было идентифицировано несколько различных стилей. Например, римские цифры, окружающие весь циферблат, отличаются по стилю от цифр, нанесенных на третьем лунном диске (цифра «четыре» представлена написаниемIV иIIII соответственно). Подобным же образом фигуры Адама и Евы на диске фурий (насколько это поняли ученые) выполнены в манере, разительно отличающейся от манеры, в которой выполнены фигуры воинов на диске перигелия. Некоторых исследователей этот факт натолкнул на мысль о том, что часы строились на протяжении значительного периода времени (некоторые считают, что не менее ста лет). Если довести эту идею до предела, то можно предположить, что часы не являются плодом индивидуального изобретения, но представляют собой произведение неизмеримого человеческого труда, превосходящее своим величием все, чего может достичь в одиночку талантливейший из гениев. Каждый следующий мастер мог понимать способ, каким будет работать его добавление к растущему гнезду дисков в соединении с более ранними деталями механизма, но тем не менее не был в состоянии вычислить полный эффект своего вклада. Таким образом, может статься, что функция часов превзошла намерения их создателей, и в глубинах механизма просто не существует деталей, предназначенных для чуда, — их туда просто никто не закладывал.

Несмотря на почтенный возраст часов, невзирая на многие годы, в течение которых циферблат смотрит на окружающие башню величественные здания, наше понимание работы часов до сих пор пребывает в зачаточном состоянии. Каждый вечер я хожу смотреть на них, и, стоя в толпе, развлекающейся игрушечными фигурками и звоном колоколов, глядя на непостижимое богатство циферблата, я мысленно еще и еще раз исследую тончайшую работу первого Мастера, явившуюся мне исполненной символического смысла, но не ставшей от этого менее реальной. Я снова и снова представляю себе день, который наступит в далеком будущем, когда последние тайны часов откроются наконец человеческому пониманию, когда каждое движение, каждый цикл внутри другого цикла будет описан и объяснен средствами основополагающей геометрии, которая сейчас ясна нам лишь в нескольких своих первоначальных деталях. Та отдаленная от нас эпоха станет временем мира и мудрости, когда будет искоренено невежество, коим страдают люди. И возможно, когда эта эра наступит (нас отделяет от нее сто, тысяча, а может быть, и сто тысяч лет), наши потомки смогут проникнуть в еще большую тайну, нежели ответ на вопрос, как работают часы и что они нам говорят. В действительности вопрос заключается в том, что именно измеряют часы, из чего состоит время и куда оно уходит, когда минует нас.

Ну а пока мы остаемся рассуждать и размышлять о бесконечной сложности перемещающихся дисков, совершающих медленные движения, запутанность которых говорит лишь о единстве, лежащем в их основе, о скрытой тайне, разгадка которой когда-нибудь объяснит и осветит все. Мы остаемся терзаться догадками о том, что это за цикл (или гнездо циклов), который определяет беспорядочное течение наших жизней, что за малозначительный диск, поддерживаемый неизвестными нам рычагами, движет нас по реке времени в пространстве, которое, быть может, и само представляет собой гигантский лимб, не поддающийся измерению циферблат, идеально круглый и рационально размеченный секторами, скрывающий за собой законченный неделимый механизм, который не оставляет нам ни малейшей надежды когда-либо познать его.

IV

— Жаль, что я не могу вспомнить все, что показал мне незнакомец, — сказал Пфиц Гольдману. — Поев, он сложил все документы в папку и ушел.

— Бедняга, — проговорил Гольдман. — Интересно, что с ним стало?

— Либо он умер, либо умрет, либо его просто никогда и не было.

— Ох, Пфиц, ты меня расстраиваешь. Неужели ты совсем ему не сочувствовал?